<< На главную
О книге || Предисловие
Часть 1 || Часть 2 || Часть 3 || Часть 4 || Часть 5
Алфавитный указатель || Биография || Библиография

Часть 3

* * *
В каждом возрасте
есть свои странности. 
Умудряется только поэт 
так испытывать
приступы старости 
чуть ли не с восемнадцати лет. 
А случись —
седина достанется, 
не зачислить его в старики. 
Он-то с юностью
не расстанется, 
всё всегда у него —
вопреки...


Память
В том царстве, где всё — не впервые, 
где новости все не новы, 
иначе живут, чем живые, 
и мёртвые там не мертвы,
Смыкаются годы с годами, 
и ливень по ливню сечёт... 
Как Цезарь стареющий, 
память теряет владениям счёт.
Движенье всегда без движенья 
томительной правит страной, 
и только игра светотени 
меняется вместе со мной.
Держава, где так надоело, 
что все направленья — назад... 
Часы не стучат. И без тела 
там бродит душа наугад.
К тому, что меня обступило, 
нельзя повернуться спиной, 
и всё, что немило и мило, 
не хочет погибнуть со мной.


* * *
В Поэзии — как во Вселенной смежной —
Заключена гармония светил
В пленительном слиянии двух сил —
Центростремительной и центробежной.

Бог к правде чувств поэзию склонил,
Но яблоком действительности грешной
Премудрый змий поэта соблазнил:
С утешным раем смешан ад кромешный.

Двойной уравновешенное мукой
Искусство между верой и наукой
Взлетает, тяжесть превратя в полет,

По кругу или по виткам спирали —
И вечно ищет смысла в идеале,
А смыслом дышит каждый оборот.


* * *
Живущие на разных скоростях,
В руках мы держим собственное время,
Час для Вселенной просто никоторый,
Единственный — для каждого из нас.
Что общего в случайном совпаденье
Календарей и стрелок часовых?
Как подвести под общий знаменатель
Час чьей-то смерти, час моей любви?
Боль одинока, наши сны отдельны,
Воспоминанья наши несводимы,
Им ни к чему сверять свои часы.

Как могут так красиво лгать созвездья,
Когда в пустом пространстве одинока,
Всегда отдельна каждая звезда?
Соединила ночь звезду и тополь,
Но, боже мой, где тополь, где звезда?
Соединила ночь глаза и звёзды,
Но что-то нас разводит навсегда.

Одна любовь освящена порывом
Соединить два времени в себе,
Но и любовь в беспамятстве слиянья
Из двух отдельных лишь рождает третье,
Опять отдельное, как тот и та...

И яблоко, и облако, и зяблик —
Вне времени. И сила повторенья
Им возвращает неизменный облик,
Они бессмертны, ибо никому
Не задают вопросов. И в ответ
Благоволенье им, вознагражденье:
Им смерть — как сон, а завтра — повторенье.

Я слишком жив, не уложиться мне
В горизонтальный круг существованья, —
Не яблоко, не облако, не зяблик.
Невидимую ось ищу на ощупь,
Бросаю по сквозящей вертикали
И вверх, и вниз — раздвоенный вопрос.

За то, что я не сплю, а вопрошаю,
Отказано мне в вечном повторенье.
Была бы лишь дарована награда:
Единственное может приподняться
Над временем. Один — не воин в поле,
Но волен поле в песню превратить.

И музыка, и муза, и молитва —
Над временем. У музыки ли спросишь,
Ей сколько лет и где она ночует,
Когда она уходит от тебя?

И музыка, и муза, и молитва
В свободном измерении живут,
Где души, звери, вещи, времена
Смеясь берутся за руки, как дети,
Где человек проходит через стены,
И птица пролетает сквозь стекло, —

Не одинока боль, сны не отдельны,
Не расстаётся с тополем звезда.
Вот только это, видишь, только это
Я, тонущий во времени, бросаю
На берег — неизвестно для кого...


Порыв
...Пока ещё я среди вас живу,
я должен говорить по существу,
о прочем, несущественном — молчать.
Вот завещанье, подпись и печать.
Чреват подвохом бренный путь земной:
внезапно точка вместо запятой,
как будто сонным с поезда ты снят,
багаж не собран, кинут наугад,
как будто — вон из зала, а кино
теперь другим досматривать дано...

На мудрецов большая картотека
заведена в тиши библиотек.
Что мне добавить? Что же за полвека
уразумел я, средний человек,
такой, как вы — не первый, не последний, —
с такой же милой малостью пути,
ничтожной на шкале тысячелетней,
а надо же к чему-нибудь прийти!
Хватаемся за то, за это дельце,
ворчим, что ноша будней тяжела,
но, боже мой, какие ж мы умельцы
откладывать первейшие дела!

Всё это так. Тревожит голос гневный,
как будто подбивает на побег.
Но есть бессмертный, есть и каждодневный
и есть сиюминутный человек.
По существу... Давай умом раскинем.

Из-за домов косой вечерний свет.
Вот розовое облако на синем...
Существенно ли это или нет?


Чистый понедельник
Несбывшегося не перебороть.
Ещё ты жив, седого снега пленник...
Он был однажды — чистый понедельник,
Да не судил узнать его Господь.

Есть тайный дух и явственная плоть.
День миновал. Ты музыки изменник.
Ты князем был, теперь ты старый мельник,
Ты ворон, вор, отрезанный ломоть.

Что будет дальше? Музыка без звука,
Пруд без русалки, тетива без лука,
Несбывшегося медленная месть.

И в книге той, где все пути и сроки,
Тебе предуготовленные строки
Зачёркнуты — вовек их не прочесть.


* * *
Когда до учебных пособий
докатишься в славе своей,
окажешься в мире подобий
и выйдешь на свет без теней.

От жизни останутся даты,
вопросы получат ответ,
стихи обратятся в цитаты,
лицо превратится в портрет...

Побудь же у славы в отгуле,
поспорь со своею судьбой,
пока тебе рот не заткнули
строкой, сочинённой тобой.


Ты белкой в России была

Ты белкой в России была,
доверчиво-дикой была ты,
была ты ручной и крылатой,
крылатой, не зная крыла;
летела в лесные палаты,
где рдели сквозные закаты
и молча сгорали дотла.

Пушистый комочек тепла,
ты жалась во мраке дупла,
когда октябри моросили,
не знача ни бедной России,
ни боли сознанья, ни зла.

Я знаю: теперь и когда-то
ни в чем не была виновата, —
за что и откуда расплата,
зачем с пепелища заката
летит золотая зола?

Россия, Россия, Россия...
Постой, надвигается мгла;
я сна не увижу красивей,
чем тот, когда в бедной России
ты белкой лесною была.

Откуда удары набата,
чья это беда и утрата,
по ком это — колокола?
По веткам горящим бежала,
сквозь пламя — живая стрела...

В глазах твоих отблеск пожара,
неведомой боли игла.


* * *
— Чтоб любовь не дошла до беды,
отношенья должны быть простыми.
Просто: как выпить стакан воды…
— В пустыне, в пустыне, в пустыне…


* * *
Везде из года в год
одна и та же пара
идёт по тротуарам
с руками впереплёт.


Слепой сеятель
Бродит слепой сеятель,
по ночам семена бросает:
со всего размаха налево,
со всего размаха направо.

И из тех, что упали на землю,
вырастают живые люди,
а из тех, что упали на камни
вырастают каменные боги.

На рассвете живые люди
поклоняются каменным идолам,
а днем разбивают их вдребезги
и, взявшись за руки, пляшут

Но в полночь выходит сеятель,
опять семена бросает:
со всего размаха налево,
со сего размаха направо...


* * *
От меня до тебя — рукой подать,
тоска моя вся тобой пронизана, как лунным светом,
от моей любви до тебя — только руку протяни
и коснёшься кипени яблоневых веток.
От меня до тебя — только шаг, только взгляд, только вздох,
только мысль, только песнь, только сон, только слово,
от меня во все стороны — только ты,
всюду рядом лучи твои, отблески, очи и брови.
Но меня самого твой звёздный невидящий свет
даже в ясную ночь различает едва ли:
от меня до тебя — расстояния нет,
от тебя до меня — непроглядные дали.


Баллада о доме
— Как я жил? Я строил дом
на песке. Волна смывала...
Только в детстве горя мало,
если можно всё сначала
и не важно, что потом.

Шёл по жизни с другом рядом,
с женщиной встречался взглядом,
оставался с ней вдвоём:
занят был одним обрядом — 
возводил незримо дом.

— Не поэты строят дом,
а поэт рождён бездомным,
одержимым, неуёмным,
жить он призван под огромным,
под вселенским колпаком...

— Но война повинна в том,
что всю жизнь я строил дом.
Шла война стальным парадом
по садам и по оградам,
двери высадив прикладом,
сапогами, кулаком...
Что я мог? Я строил дом

спорил с холодом, огнём,
снегопадом, бурей, градом,
смертью, голодом, разладом,
одиночеством и адом:
что б ни делал — строил дом,
чтобы дети жили в нём,
чтобы женскою улыбкой
он светился день за днём...

Стены дома в жизни зыбкой
я удерживал с трудом.
— Хороши снаружи стены,
изнутри — нехороши
и чреваты чувством плена
одомашненной души.
Парадоксы — аксиома, 
это женщине знакомо,
той, что за и против дома,
что бунтует и в тоске
молча делает проломы
в стенах и на потолке;
а еще — взрослеют дети
и мечтают на рассвете
дом покинуть налегке...

— Я любим, и ты любима,
злые ветры дуют мимо,
но душа неизъяснима, 
все мы строим на песке...
Я меняюсь вместе с домом,
он просвечен окоёмом,
мировым ночным объёмом —
дом висит на волоске,
он спасётся — невесомым,
рухнет, если — на замке.

Я хожу теперь по краю,
ничего теперь не знаю,
но перед любым судом
буду прав.
	     Я строил дом.


* * *
Женщиной не овладеть.

Как бы ты не вскружил ей голову,
как бы ты не прельстил её сердца,
как бы ты не ломал её волю,
сколько б ты не владел ее телом —
женщиной не овладеть.

Не для тебя округлится плотно
чрево её, и набухнут груди,
и сосцы увлажнятся млеком
не для тебя, временщик.


Монолог
венок сонетов	
		  	 I
Срок наступил. Пора сплетать венок.
Но не венец классический из лавра,
Не светлый нимб, которым бредит лавра, —
Ты просто человек, а не пророк.

Ты полюбил? Потерянный платок
Не находи — в себе разбудишь мавра.
Сознание похоже на кентавра:
Тавро скотины, музыки глоток.

Я жил и знаю: жизнь — не икебана.
Кто сохранит одну лишь чистоту,
Отделит от великого изъяна 

Великий дар? Порок и красоту
Кто разведёт? Я в свой венок вплету
Цветы мои и стебельки бурьяна.

			II
Цветы мои и стебельки бурьяна,
Не исчезайте! Я боюсь, что вдруг
Без музыки в какой-то день незваный
Мне все цвета смешает белый круг

Пустой, как в сон ворвавшийся испуг...
А я люблю упрямо строить планы,
Держась за мир простой и необманный, —
Создание души моей и рук.

Я сам в себе скрываюсь добровольно,
Жить в слове мне и сладостно, и больно,
Когда я луг, и солнце, и пчела,
Когда коплю я капельки тепла.

Здесь пряный дух, медовый, горький, пьяный —
Гербарий памяти благоуханный.

			III
Гербарий памяти благоуханный...
О собиратель! Что в твоем раю?
Не для души спешишь ты на поляны,
А пополнять коллекцию свою.

Но снег пожнёшь! Падёт в твоем краю,
Как полог, ночь. И глянешь утром рано —
Лишь белый круг слепого океана,
И ты у океана на краю.

Шагни, не бойся поступить оплошно.
Дорожный знак ещё лежит у ног.
Иди и помни: совесть непреложна.

Лишь через жизнь к бессмертью выйти можно.
Лишь из сплетенья жизненных дорог —
Переплетенье выстраданных строк.

			IV
Переплетенье выстраданных строк...
Наставники — удачи и потери.
А истина? В познании ли, в вере?
Высок ли твой духовный потолок?

Я в стены тыкался. По крайней мере
Я понял разных уровней урок:
За дверью дверь и за дверями двери —
За переход взымается оброк.

Коль окажусь я логикой припёртым
К стене и коль замкнётся мой мирок,
Да так, чтобы ни ангелом, ни чёртом
Никак оттуда выскользнуть не мог, —

Я вспомню – в измерении четвёртом —
О том, что за порогом есть порог.

			V
О том, что за порогом есть порог
Был сон, как откровенье и подсказка...
С поэтами бывает неувязка —
Порою спит призванье, как сурок.

Тогда не грех забиться в уголок,
Тогда претит известность и огласка.
Не торопись, была б сильна закваска, —
Теряет песню, кто к себе не строг.

Я долго верил всем, себе не верил,
Готов был поступиться жизнью всей,
Себя я в кровь чужим аршином мерил,
Чтоб не обидеть близких и друзей,

А сам мечтал, стыдливо пряча раны,
О странствиях в заоблачные страны.

			VI
О странствиях в заоблачные страны
Мечтал мой романтический двойник,
А я земные правила постиг.
Но правила скучны и нежеланны.

Спать не дают мне лунные дурманы.
Вновь полночь датой метит мой дневник,
Страницы книг, стихи мои, романы, —
А я всё ученик, не выпускник.

Да что с того — ты мал или велик?
Важней — зачем ты. Жжёт меня забота:
Ждёт словно кто-то от меня чего-то,
Жить некогда. Мне стыдно. Я должник.

И вдруг тоска в мороке бесталанной
О красоте загадочной и странной.

			VII	
О красоте загадочной и странной...
Я перед ней ответчик без вины.
Простите вы меня, глаза жены
И очи незнакомки окаянной.

Я вновь очнусь, свалившимся с луны
Пред красотой, сошедшей, как с экрана.
Бьёт барабан. Меня казнить должны
За то, что жил без грамоты охранной.

Пред тайной красоты я изнемог,
Она на миг приходит ниоткуда —
Из вечного в невечное нырок.

Нет для неё ни святости, ни блуда.
Возносит весть носительница чуда
О том, что лишь в богине виден Бог!

			VIII
О том, что лишь в богине виден Бог!..
Ты, женщина, не из ребра мужчины,
Пеннорождённая, — не половина,
А всё и вся. И устье, и исток.

Что компас? Он не чувствует вершины.
Иди, да не по стрелке — поперёк!
На Севере не истина, а льдины.
Живёт себе вне полюса Восток!

В любви о пользе думать — святотатство,
Прекрасное — поверх координат,
Поверх свободы, равенства и братства,
Поверх заслуг, наград и баррикад.

Есть предопределённость идеала:
Конец, что создаётся до начала.

			IX
Конец, что создаётся до начала,
Не по частям, а сразу и вполне,
Как откровенье образа во сне, —
Так Бог творит: легко и небывало.

К судьбе добавить мне осталось мало,
Ведь до рожденья наперёд, вчерне
Намечен в генах код тебе и мне
Пунктиром от причала до причала.

Неужто Бог расчислил тьму планид?
Бог всемогущ, но он — большой ребёнок,
Не ведает, когда и что творит, —

Вдруг то, о чем подумалось спросонок,
Невольно воплощается в ответ?
Не так ли сотворён был белый свет?

			X 
Не так ли сотворён был белый свет,
Где вход предоставляется бесплатным,
А выход... платишь жизнью за билет
Туда, где не бывает он обратным.

И так — от инфузорий до планет.
Но почему в просторе необъятном
Невиданных новинок больше нет?
Был разве акт творенья однократным?

Что знаем мы? О внешнем — ничего.
Мы все внутри случайного изделья, —
В других местах играет божество,
Творя по воле мудрого веселья.

Наш мир — как заключительный сонет:
Идущего опережает след.

			XI
Идущего опережает след.
Негоже быть своей судьбы активней.
Спокойно слушай шум осенних ливней
И жди, накинув на колени плед.

Придёт зима. Заученный балет
Снежинок. И сосульки вроде бивней.
Весна вослед. Мгновенное люби в ней —
Нет возраста в круговороте лет.

В календаре легко отыщешь дату,
Узнаешь по часам — который час,
Но что поймешь по облакам крылатым,
Когда весна с тебя не сводит глаз?

Нет времени. Куда оно пропало —
Пусть разум вопрошает одичало.

			XII
Пусть разум вопрошает одичало:
Кто выведет наш век из тупика?
Мир пережил кровавые века,
Но всё сначала: на колу мочало...

В любви хотя бы малость полегчало, —
Сожительств уйма, а любовь редка.
Нас на планете этой укачало.
Стареет век, чья память коротка.

Век революций всяких — социальной,
Технической, культурной, сексуальной...
У века члены есть, но нет лица.

Так и живем, раздёргано и шумно.
Начнётся ли грядущее разумно?
Начало где? У палки два конца.

			XIII
Начало где? У палки два конца.
Любая догма — как на шаре палка.
Как иск на соискание отца —
Религий и учений перепалка.

А я... Боюсь не смерти — жизни жалко.
Лети в лицо, весенняя пыльца,
Явись во сне, зелёная русалка,
Толкуй, гадалка, мысли и сердца.

Учи любви — я маюсь и тоскую, —
Сорви с души ремни, как рубежи,
Ах, смуглая, спляши, поворожи,
Переверни мою башку мужскую!

Закрой глаза и с видом мудреца
Сведи концы: познаешь суть кольца.

			XIV
Сведи концы: познаешь суть кольца.
Сведи век полимерный и пещерный:
Ишачит гений, словно раб галерный,
Бездарность удостоена венца.

Дать жизнь — один лишь способ у творца,
А для убийц возможности безмерны.
Богатый выбор лишь у подлеца,
Нет выбора у любящих и верных...

Покамест председательский звонок
Мой монолог регламентом не скомкал,
Стихами буду говорить негромко.

Пусть, как сверчок, я знаю свой шесток,
Припас я два-три слова для потомка.
Срок наступил. Пора сплетать венок.

			XV
Срок наступил. Пора сплетать венок.
Цветы мои и стебельки бурьяна —
Гербарий памяти благоуханный,
Переплетенье выстраданных строк

О том, что за порогом есть порог,
О странствиях в заоблачные страны,
О красоте загадочной и странной,
О том, что лишь в богине виден Бог.

Конец, что создаётся до начала, —
Не так ли сотворён был белый свет?
Идущего опережает след.

Пусть разум вопрошает одичало:
Начало где? У палки два конца.
Сведи концы: познаешь суть кольца.


О книге || Предисловие || Часть 1 || Часть 2 || Часть 3 || Часть 4 || Часть 5 || Алфавитный указатель || Биография || Библиография


Яндекс.Метрика